Грейс получила свой псевдоним от «Изумительной благодати».
— Ответ утвердительный.
— Ковбой заканчивает сеанс. — Я снова стукнул по шлему, чтобы перейти на канал отряда. — Лицо Со Шрамом. Как ты там?
Но не услышал даже слабого треска.
— Лицо Со Шрамом… Ковбой на линии. Как понял?
Ничего. Дерьмо! Я окинул взглядом коридор. Пусто, как и прежде. Олли молчал.
— Зеленый Великан и Сержант Скала, на шесть часов от меня, быстро и тихо!
— Есть, Ковбой.
Я прибавил шаг, стараясь не шуметь и радуясь возможности оказаться подальше от жуткой двери. В тупике, где коридор расходился в разные стороны, я остановился. Ага, Банни, чья мощная фигура занимала почти весь проход, быстро приближался ко мне, Старший шел за ним.
— Лицо Со Шрамом где-то там и не отвечает, — сказал я, махнув рукой, и сообщил им о закрытой на засов двери и проводах на стене.
Банни нахмурился.
— Ловушка?
Старший Симс повернулся к нему.
— Если что-то похоже на утку и крякает, как утка…
— Нас надули, босс? — спросил Банни, оглядывая коридор. — Этот маленький спектакль перед входом мог быть фальшивкой и с их стороны тоже.
— Не исключено, — согласился я, — но, пока не узнаем наверняка, надо попытаться выполнить миссию, как планировалось. Собраться с мыслями и полностью выложиться.
— Я не против того, чтобы «полностью выложиться», — сказал Банни.
— Ур-ра, — подтвердил Старший, затем пристально поглядел на меня. — То, что Олли исчез без единого выстрела, довольно странно, тебе не кажется?
— Немного.
— Мы по-прежнему не знаем, кто наш крот, капитан, — заметил он.
— Понял тебя, старший сержант, но не стану навешивать ярлыки ни на кого из своих людей, пока не буду знать точно.
Старший сверлил меня глазами еще секунд десять, затем проворчал:
— Да, сэр.
— Не хочу никому писать в суп, — вмешался Банни, — но разве все это имеет какое-либо отношение к делу? Я, конечно, прошу прощения, ты ведь старший по отношению к нижестоящему сержанту.
— Засунь свои соображения туда, где не светит солнце, селянин, — сказал Старший, улыбаясь.
Банни потер глаза.
— Твою мать… ну и долгий же выдался денек.
Я кивнул головой на коридор, в котором исчез Олли.
— Приоритеты те же. Наблюдать и выжидать. Никакой стрельбы без моего приказа, но и тогда смотреть, куда стреляете, проверять, в кого целитесь.
Мы пошли из тупика направо, затем повернули, но внезапно одна из дверей распахнулась, и в четырех футах от Старшего оказался человек в белом лабораторном халате. Он, хмурясь, разглядывал бумаги, прикрепленные к планшету.
Прятаться и бежать? Негде и некогда. Незнакомец поднял голову, и его глаза широко распахнулись. Рот раскрылся, и я почти увидел, как расширилась грудная клетка, когда он глубоко вдохнул, чтобы закричать, но Старший со скоростью молнии взмахнул ногой и двинул ему в солнечное сплетение стальным носком ботинка. От жестокого удара тот обмяк у ног сержанта, словно сдувшийся шарик, после чего упал на пол со сдавленным стоном.
Мы поставили его на ноги и надели на запястья и лодыжки пластиковые кандалы раньше, чем он успел набрать воздуха в легкие. Его смуглая кожа побагровела. Старший подошел к приоткрытой двери и заглянул внутрь, затем повернулся ко мне и отрицательно покачал головой. Банни сграбастал пленника за халат на груди и приставил дуло пистолета к его переносице.
— Не шуми и останешься жив, — прошептал он.
Тот начал приходить в себя после шока, и его вытаращенные от боли глаза выкатились еще больше. Видно, до него дошло, что он окружен тремя громилами, вооруженными до зубов. Мы распоряжались его жизнью и смертью, и он это сознавал. Полная и неожиданная беспомощность бывает тем состоянием, которое очищает душу. И помогает сосредоточиться.
Я наклонился над ним и произнес на фарси:
— Говоришь по-английски?
Он помотал головой — насколько позволял ему пистолет Банни, — а затем залопотал, как мне показалось, на мьянмарском, который еще часто называют бирманским. Не из числа моих языков.
Я повторил вопрос на своем родном языке.
— Да… да, английский. Очень хорошо говорю.
— Тебе повезло. Хочу задать несколько вопросов, и если ты скажешь правду и ничего не скроешь, мой друг не станет тебя убивать. Ты понял?
— Да, да, я понял.
— Как тебя зовут?
— Нуйома.
— Индиец? Бирманец?
— Из Рангуна. Это в Бирме.
— Сколько человек в здании?
— Я всего лишь… — Его голос сорвался, и он начал снова: — Я всего лишь компьютерщик.
— Это не ответ на мой вопрос. Сколько человек…
— Я… я не могу. Они меня убьют…
Я схватил его за горло.
— Как ты думаешь, что сделаю с тобой я, если будешь мямлить?
— Они забрали мою жену. Детей. Сестру. Я не могу.
— Кто их забрал? Откуда? Они здесь, в здании?
— Нет. Их увезли прямо из дома. Они у них.
— Кто у кого? — решил уточнить я.
Он замотал головой.
Банни стукнул его по лбу дулом.
— Отвечай на вопросы, иначе этот день закончится так, что тебе вряд ли понравится.
Но Банни напрасно горячился. Глаза пленника наполнились слезами, он стиснул зубы и затрясся. Я заглянул ему в глаза, и мне показалось, я вижу его до глубины души. Этот парень был не террористом, а просто очередной жертвой.
Я отодвинулся немного, пытаясь ослабить ощущение угрозы, исходящее от нас, и смягчил голос.
— Если будешь говорить, мы сделаем все, чтобы помочь твоей семье.
Но он не отвечал, от ужаса преисполнившись решимости молчать.